Известно, что русская классическая литература возникла по французскому образцу, но что-то там так перемешала, что оказалась совершенно не-подобной прототипу. Что там перемешалось - вроде не очень ясно и не очень четко... Впрочем, нет. Секс-символы - термин современный, и вроде бы кощунственно применять его к классике - но как раз с этой стороны становится очень понятно, что произошло. Тут ведь главное: не просто смотреть пьесу, играющуюся на сцене, а, скорее, смотреть на зрительный зал, который эту самую пьесу смотрит.
Ну, во-первых, наше главное ВСЁ - Александр Сергеевич Пушкин - ни одного серьёзного секс-символа так и не внедрил. Разве что Кот Учёный... Все остальные герои - на секс-символы не тянут ну никак. (Татьяна - могуча - но ее невозможно истолковывать, как предмет подражания, такой уж она искренний и неповторимый человек...) Зачем тогда писал - непонятно. Но и вправду - долго тем любезен был народу.
А вот другой современный ему Александр Сергеевич Грибоедов - как раз секс-символ породил. Чацкий, Александр Андреевич, собственной персоной. Милый человек, добрейший московский домашний уют, пьеска называется непонятно: "Горе от ума" - но все остальное по делу. Пришел, натворил дел, свалил, и все - с блеском в глазах. В последнее время - кто только ни ругает Чацкого... А по сути-то - не за что. Ну, завертел чудеса, так ведь ума и такта у него достаточно, чтобы понять, вернуться, извиниться. Вон, его прототип Чаадаев, сколько гудел, а потом стал консервативным философом, с какой-то стороны почти Фамусовым. Ведь недаром в Малом уже давно традиция: актер, провозгласивший "Карету мне, карету" - вернется с годами на сцену, чтобы сказать "Барин, да."
Заклеймлён Чаадаев за "предательство" своей буйной юности. Осуждена милая и в самом деле пострадавшая девушка Софья. А вот белый и пушистый Чацкий воспринят публикой вовсе не для того, чтобы быть белым и пушистым, а чтобы резко рвануть все старинные предрассудки и переть вперёд, несмотря на... Нет, сам Чацкий не в ходу, но вот подкорректированный - к примеру на манер Базарова - уже востребован. А там уже к нему - вместо Софьи - подберутся нежные тургеневские девушки, готовые беззаветно отдать себя делу служения... Нет, девушки хорошие, вот с "делом" - серьёзные проблемы. Подкорректированные Чацкие - публика специальная, слегка подонистая и очень бестолковая. Вот и получается русский роман, который не врёт, и несмотря на то, что там ждет публика, сообщает только то, что бывает на свете: слегка подонистые и бестолковые люди, как правило, ни к чему путному до смерти непригодны, особенно - если им потакать.
Но вернёмся к теме секс-символов. На пике ухаживания Чацкий выпрашивает послабление у Софьи:
Бог с вами, остаюсь опять с моей загадкой.
Однако дайте мне зайти, хотя украдкой,
К вам в комнату на несколько минут;
Там стены, воздух - все приятно!
Согреют, оживят, мне отдохнуть дадут
Воспоминания об том, что невозвратно!
Не засижусь, войду, всего минуты две,
Потом, подумайте, член Английского клуба,
Я там дни целые пожертвую молве
Про ум Молчалина, про душу Скалозуба.
Ну сами посмотрите! Как это естественно: со стороны героя остроумно и точно пройтись по основным "достоинствам" своих конкурентов!
С точки зрения Александра Андреевича - блестящий ход, хотя, впрочем, не столь уж успешный и не столь уж принципиальный. Но вот беда: у нас в культуре есть (может, было) Общественное Мнение, и оно - заметьте, не Александр Сергеевич, не Александр Андреевич, а именно это самое ОМ - приговорило понятия "ум Молчалина" и "душа Скалозуба" к вечному несуществованию. Нету их в русской литературе - и все... Секс-символов Молчалина и Скалозуба нет вовсе.
Вот, собственно, мы и добрались до французов: у них-то эти символы вовсе не подвержены никакой диксриминации. Может, сами вспомните? Мои примеры такие: "ум Молчалина" воспет у Стендаля в романе "Красное и Черное"; "душа Скалозуба" поэтически выписана и выстрадана Дюма в эпопее про мушкетеров в образе Портоса (хотя чем так уж не скалозубист сам Д'Атраньян...)... А вот у нас - этого нет. Примерно также, как "не было" секса в СССР.
Собственно, махать руками и переделывать русскую классику я вовсе не призываю, ее просто надо бы перечитать и понять так, как мы можем ее понять сегодня. Сами по себе книги - честны и правдивы, но это самое Общественное Мнение с его лицемерием - требуется все-таки с ним чего-то делать, учесть что-ли, как поправку на ветер, и больше его не терпеть. И понять, что кое-что нами ненавистное - сидит куда глубже, нежели Октябрь 17-го.
А то ведь что получается: проходит два века, и чуть ли не главным событитем кинематографа российской современности оказывается выяснение отношений между двумя утомленными солнцем Чацкими. Как и положено, не совсем уж Чацкими, а их апгрейдами (ср. Базаров выше). Зритель мечется в недоумении, кто же из них большая сволочь - и это и есть тема. Я, собственно, не против, то только честнее все-таки назвать одного апгрейдом Скалозуба, другого - апгрейдом Молчалина, и хоть чуть-чуть, хоть на самое короткое время не склонять умницу-душку Чацкого.
Собственно, все.
PS. Как бы я ни ратовал за Чацкого, сам я всё-же никогда по нему не равнялся. Мой герой - Пьер. Но за него я спокоен: уж ему точно распространенным секс-символом не быть.
Ну, во-первых, наше главное ВСЁ - Александр Сергеевич Пушкин - ни одного серьёзного секс-символа так и не внедрил. Разве что Кот Учёный... Все остальные герои - на секс-символы не тянут ну никак. (Татьяна - могуча - но ее невозможно истолковывать, как предмет подражания, такой уж она искренний и неповторимый человек...) Зачем тогда писал - непонятно. Но и вправду - долго тем любезен был народу.
А вот другой современный ему Александр Сергеевич Грибоедов - как раз секс-символ породил. Чацкий, Александр Андреевич, собственной персоной. Милый человек, добрейший московский домашний уют, пьеска называется непонятно: "Горе от ума" - но все остальное по делу. Пришел, натворил дел, свалил, и все - с блеском в глазах. В последнее время - кто только ни ругает Чацкого... А по сути-то - не за что. Ну, завертел чудеса, так ведь ума и такта у него достаточно, чтобы понять, вернуться, извиниться. Вон, его прототип Чаадаев, сколько гудел, а потом стал консервативным философом, с какой-то стороны почти Фамусовым. Ведь недаром в Малом уже давно традиция: актер, провозгласивший "Карету мне, карету" - вернется с годами на сцену, чтобы сказать "Барин, да."
Заклеймлён Чаадаев за "предательство" своей буйной юности. Осуждена милая и в самом деле пострадавшая девушка Софья. А вот белый и пушистый Чацкий воспринят публикой вовсе не для того, чтобы быть белым и пушистым, а чтобы резко рвануть все старинные предрассудки и переть вперёд, несмотря на... Нет, сам Чацкий не в ходу, но вот подкорректированный - к примеру на манер Базарова - уже востребован. А там уже к нему - вместо Софьи - подберутся нежные тургеневские девушки, готовые беззаветно отдать себя делу служения... Нет, девушки хорошие, вот с "делом" - серьёзные проблемы. Подкорректированные Чацкие - публика специальная, слегка подонистая и очень бестолковая. Вот и получается русский роман, который не врёт, и несмотря на то, что там ждет публика, сообщает только то, что бывает на свете: слегка подонистые и бестолковые люди, как правило, ни к чему путному до смерти непригодны, особенно - если им потакать.
Но вернёмся к теме секс-символов. На пике ухаживания Чацкий выпрашивает послабление у Софьи:
Бог с вами, остаюсь опять с моей загадкой.
Однако дайте мне зайти, хотя украдкой,
К вам в комнату на несколько минут;
Там стены, воздух - все приятно!
Согреют, оживят, мне отдохнуть дадут
Воспоминания об том, что невозвратно!
Не засижусь, войду, всего минуты две,
Потом, подумайте, член Английского клуба,
Я там дни целые пожертвую молве
Про ум Молчалина, про душу Скалозуба.
Ну сами посмотрите! Как это естественно: со стороны героя остроумно и точно пройтись по основным "достоинствам" своих конкурентов!
С точки зрения Александра Андреевича - блестящий ход, хотя, впрочем, не столь уж успешный и не столь уж принципиальный. Но вот беда: у нас в культуре есть (может, было) Общественное Мнение, и оно - заметьте, не Александр Сергеевич, не Александр Андреевич, а именно это самое ОМ - приговорило понятия "ум Молчалина" и "душа Скалозуба" к вечному несуществованию. Нету их в русской литературе - и все... Секс-символов Молчалина и Скалозуба нет вовсе.
Вот, собственно, мы и добрались до французов: у них-то эти символы вовсе не подвержены никакой диксриминации. Может, сами вспомните? Мои примеры такие: "ум Молчалина" воспет у Стендаля в романе "Красное и Черное"; "душа Скалозуба" поэтически выписана и выстрадана Дюма в эпопее про мушкетеров в образе Портоса (хотя чем так уж не скалозубист сам Д'Атраньян...)... А вот у нас - этого нет. Примерно также, как "не было" секса в СССР.
Собственно, махать руками и переделывать русскую классику я вовсе не призываю, ее просто надо бы перечитать и понять так, как мы можем ее понять сегодня. Сами по себе книги - честны и правдивы, но это самое Общественное Мнение с его лицемерием - требуется все-таки с ним чего-то делать, учесть что-ли, как поправку на ветер, и больше его не терпеть. И понять, что кое-что нами ненавистное - сидит куда глубже, нежели Октябрь 17-го.
А то ведь что получается: проходит два века, и чуть ли не главным событитем кинематографа российской современности оказывается выяснение отношений между двумя утомленными солнцем Чацкими. Как и положено, не совсем уж Чацкими, а их апгрейдами (ср. Базаров выше). Зритель мечется в недоумении, кто же из них большая сволочь - и это и есть тема. Я, собственно, не против, то только честнее все-таки назвать одного апгрейдом Скалозуба, другого - апгрейдом Молчалина, и хоть чуть-чуть, хоть на самое короткое время не склонять умницу-душку Чацкого.
Собственно, все.
PS. Как бы я ни ратовал за Чацкого, сам я всё-же никогда по нему не равнялся. Мой герой - Пьер. Но за него я спокоен: уж ему точно распространенным секс-символом не быть.
Journal information